Vēl viena diena mājās. Svētdiena. Agrāk svētdienas bija ar zināmu satraukumu, jo atkal brīvdienas ir garām, atkal sākas trakais darba nedēļas skrējiens. Šobrīd viss ir savādāk. Zinu, ka atkal varēšu gulēt līdz 7.30-8.00. Tad iedzert savu rīta kafiju un pabrokastot, paralēli sākot darbināt datoru un pieslēdzoties darba datoram un sistēmām.
Tomēr mana ikdiena ir krietni mainījusies.
Ko šodien darīju? Pa dienu lasīju žurnālus, lai atkal ir ko vecākiem aizvest. Salikām ar mammu Mārupes sēklu veikalā groziņu - neko daudz šoreiz nevajag. Bet riktīgi pasmaidīju, kad mamma teica, ka jādod iespēja vēlreiz arbūziem. Pagājušajā gadā sējām sēkliņas no arbūza, ko saglabājām no Ilūkstē audzētā. Bet kaut kas īsti nesanāca. Jā, mazmazītiņi arbūzu aizmetnīši bija, bet uz zoba neko tā arī neuzlikām. :> Šogad pamēģināsim iestādīt vēlreiz. :)
Dienas priekš šodien viennozīmīgi ir «Гоголь-центр» izrāde «Хармс. Мыр», ko var ieklasificēt mūziklu sadaļā. Ļoti savāda, bet patika. Vizuāli Vilsona estētikā. Viena dziesma, par māju un suni un visu citu, kas lido, pat pielipa. Jāsaka paldies Rūtai par to, ka ieteica šo izrādi noskatīties.

Nu, un kā parasti - rezencija:
24 июня 2015
Абсурдный мюзикл в Гоголь-центре

Одна из премьер заканчивающегося сезона в «Гоголь-центре» - спектакль «Хармс. Мыр», хитро сконструированный гротескный мюзикл в постановке Максима Диденко, собранный из рассказов Даниила Хармса.
Читатели журнала «Чиж» мечтают узнать все на свете, и с целью просвещения, а также ради ответов на все вопросы, в редакцию прибывает профессор Трубочкин (Андрей Болсунов) - в ящике с окошком для лица. Никакой редакции на сцене, конечно, не существует, читателей - тоже, зато есть многочисленные письма, напоминающие рейки, которые обстоятельно доставляет курьер (Никита Кукушкин) и с неохотой принимают, очевидно, сотрудники «Чижа» - редактор, писатель, корректор, топограф и художник (Илья Ромашко, Артем Шевченко, Игорь Бычков, Филипп Авдеев и Александр Горчилин соответственно). Впрочем, история совсем не об этом, а о мыре Даниила Хармса, мыре, в котором мы отчасти живем.
Даниил Хармс, как известно, родился дважды (по другой версии новорожденного - трижды), ходил в обэриутах, а его абсурдные истины, рассказы и сказки все чаще находят воплощение и в мультфильмах, и в спектаклях. Не так давно к тексту «Старуха» обратился известный американский авангардист Роберт Уилсон, поставивший спектакль с Уиллемом Дефо и Михаилом Барышниковым, а несколько лет назад его же - в рамках фестиваля «Мейерхольдовские встречи» и под названием «Как человек рассыпался» - показывал французский театр Clout theatre. На тех «Встречах» артист и режиссер Максим Диденко, поставивший «Хармс. Мыр», играл в «Синей бороде» «ахейца» Павла Семченко, который на новом спектакле «Гоголь-центра» работал художником и эстетикой Уилсона явно вдохновлялся (выбеленные лица, световые решения). Но в этот раз обошлось без «Старухи».
«Мыр» - это цирковой мюзикл по Хармсу с декорациями-коробками-квартирами, задником при минималистичном видеоряде (видеохудожник - Илья Шагалов), а также с живой музыкой (ударные, пианино и бас-гитара - в правой части сцены, духовые и смычковые - в левой). Внутри же этого завораживающего шапито-шоу - перемолотые философские анекдоты, которые складываются в сложный витраж из повторяющихся узоров-сюжетов того абсурдного и точного мира, за который писателя, собственно, и полюбили. Этот мыр по бокам ограничивается плечами, спереди и сзади - вытянутыми руками, а сверху и снизу - затылком и подошвами соответственно. Если эти координаты соединить получится, разумеется, шар, с которым большую часть сценического времени проводит Мария Поезжаева, а если изменить масштаб - то атом, чьи варьирующиеся повторения (как и повторения хармсовских сюжетов) складываются в молекулу, а из молекул уже можно сложить и тело, и зайца, и утку, и даже планету.
В общем-то, вопросы - единственный способ познать мир, а чем они глупее - тем интереснее будет новый опыт. Как писал Хармс: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворение в окно, то стекло разобьется». Пластичная труппа «Гоголь-центра», подходящая не менее пластичному Диденко, как трубка - одному обэриуту, не разбивает стекло, но заставляет идти трещинами четвертую стену: единожды в зал выбегает пара комичных милиционеров (Горчилин и Авдеев, играющий в течение спектакля практически чаплиновского бродягу), похожих на героев «Маски-шоу», а в остальное время о своем присутствии регулярно напоминает публика, окончание каждого музыкального номера встречая аплодисментами. Или вздохами - акробатические номера: демонический Риналь Мухаметов, принявший стойку на голове на двухметровом ящике-гробе, в котором привезли профессора Трубочкина, вызвал у зрителей практически ту же реакцию, что акробаты без страховки.
Впрочем, помимо цирка, сценография «Хармса» напоминает еще и отрегулированный механизм, например, часов (циферблат - тот же упомянутый круг), в котором все двигается слажено и зачастую одновременно. Это удивительный и экспрессивный портрет Даниила Хармса, где тексты писателя расщепляются и собираются вновь, спектакль, который смотрится как путеводитель по диковинному в античном смысле микрокосму или как убедительный довод полюбить Хармса. После него становится очень приятно - будто потушили примус.
Алексей Филиппов