Nu, jūs jau saprotat, ka mani mudināt domāt par ezīšiem ir bīstami.

Stāstiņš no krievu livejournala ārēm


Опасное это занятие – думать. Начнёшь один раз - и остановится уже не можешь, всё думаешь и думаешь, размышляешь что-то сдвигаешь силой мысли горы, крадешь телепатически пирожки и головой пухнешь, весь такой сосредоточенный. Вот обезьянам проще, им думать не надо, им надо вкусный банан и чувство собственного достоинства. Так что страшное это дело, в любом случае, У людей то оно конечно страшное, синдром, знаете ли, но когда ёжики подобным непотребством занимаются – это уж совсем через край. И ведь не спроста это, как есть неспроста, недоброе они думать будут, как есть недоброе, поэтому нельзя допускать, что бы однажды…

Однажды ёжики захотели думать. Глобально. На весь свет и окружающую их действительность. Это желание пришло к ним внезапно, совершенно неожиданно, в самый обычный, ничем не выделяющийся миг их ежиной жизни, во время привычного, ежевечернего просмотра фильма режиссёра Стэнли Кубрика "Космическая Одиссея 2001 года". Это странное желание набросилось на них, словно лев из засады, и впервые за долгие-долгие годы привело ёжиков в смятение. Странное чувство зашебуршилось под их иголками. А когда шебуршится странное чувство – ёжики не сидят на месте.

Невероятно Мудрый Учёный сидел в кресле, запахнувшись в красный парчовый халат, и почесывал левой голый волосатый живот, изредка делая глоточек крепкого кофе. Время от времени он нагибался вперёд, приставлял глаз к окуляру огромного телескопа и изучал в него бескрайнее звёздное небо.
- КХМ, - вежливо прокашлялся кто-то из окна.
- Да-да? – Невероятно Мудрый Учёный был довольно рез для своего возраста, и успел спрятать бутылку с коньяком настолько быстро и аккуратно, что по пути всего лишь разлил кофе, разбил телескоп, и упал на коллекцию нецке, которую собирал двадцать лет (к сожалению, эти хрупкие старинные статуэтки оказались настолько чувствительными к падению на них 83-х килограммового тела, что ни одна скульптурка не уцелела). Вытряхнув из бороды осколки, уёный поправил на голове тюбетейку, и, приняв достойный вид, повторно спросил:
- Да-да?
- Коньяк у вас хороший, - повёл носом Главный Ёжик, удобно устроившись на подоконнике. – Французский.
- Да что вы, что вы! – замахал руками Учёный. – Вам показалось! Это не коньяк, это фикция. Мираж я бы сказал. И не французского, а армянского.
- Мама, мама, - зашептал в траве ежёнышь. – А вот ты говорила, что врать нехорошо. А дядя врёт. И не краснеет. Значит и мне можно?
- Дяде краснеть не надо, у него халат красный, - строго сказала ежиха.
- А-а-а…- разочаровано протянул ежёнышь и, чихнув, свернулся в клубок.
Учёный попытался сделал большой глоток из бутылки – говорящие ежи его нервировали. Рука прошла насквозь – коньяк явно стремился свести своё состояние к миражу. Невероятно Мудрый Учёный вздохнул.
- И что вам надо? – обречённо спросил он.
- Думать, - уверено ответил Главный Ёжик.
- В смысле? – не понял Учёный.
- Глобально, - Ёж гордо выпрямился.
- Слушай, а зачем вам это? – обречённо спросил Невероятно Мудрый Учёный,
- Нада, - уклончиво ответил Главный Ёжик, и трава под окном уклончиво шепнула ему вслед многоголосьем:
- Нада… Нада… Нада…
- Так как – думать? – настойчиво переспросил Главный.
- Вы знаете, - Учёный потёр переносицу, явно принимая какое-то невероятно трудное, почти неподъёмное решение. - Даже не знаю, что и сказать то. Видите ли, я когда-то умел думать. Умел. Но это было давно, в молодости. А теперь – забыл. Честно. Вы извините… Но я вспомню! Я обязательно вспо…
Но на подоконнике уже никого не было. Лишь ветви деревьев да густая трава тихо шелестели под еле ощутимым дуновением ветра.

Где-то далеко-далеко, на самом краю света, в желтой, выгоревшей под солнцем степи, грациозно неслись ёжики. Их бег был бесшумен, а луна освещала дорогу. Ёжики пытались думать. Как умели. Без подсказки. Самостоятельно.
…и лишь Тридцать Второй справа упорно гнал из головы любые мысли. Он, как всегда, был против.


No šī burvīgā resursa