Piedāvāju garāku fragmentu, lai citi redzētu, kā ir veidots A. Rubeņa teksts un parādītu, ka iepriekšējā ierakstā citētais fragments nav nejaušība. Vēlreiz atkārtoju, ka šādus piemērus varu likt vēl daudz.
Rubeņa teksts ir no nodaļas 'Skaistā transcententā daba', bet Eko no nodaļas 'Skaistais kā transcendentā kategorija.'

Viduslaikos nemitīgi runā par visa esošā skaistumu. Pasaules aina ir pilna optimisma. Radīšanas grāmata mācīja, ka Dievs sestajā radīšanas dienā esot redzējis "visu labu esam". Augustīns, komentējos Zālamanu mācītāju, rakstīja, ka Dievs radījis pasauli atbilstīgi numerus, pondus un mensura (skaitlim, svaram un mēram): tās bija arī estētiskas kategorijas.
Ideja par pasauli kā augstākā skaistuma atspulgu nāk no platonisma. Arī Cicerons runāja, ka 'neviena no lietām nav labāka un skaistāka par pasauli'. Platonismu ar kristietību apvienoja Pseidodionīsijs Areopagīts, kurš Visumu traktēja kā neizmeļamu skaistuma starojumu, kā gaismas kaskādi. Nav neviena viduslaiku autora, kas nerunātu par pasaules polifonijas tēmu. Tika minētas vēl arī citas triādes: modus, forma, ordo (veids, forma, kārtība); substancia, specie, virtus (substance, parādība, tikumība) u.c.
13.gs. sholasti centās novērst pasaules duālismu, ko pauda maniheisms un katari. Duālistiskajai ķecerībai ļaunais bija nevis nelaimīgs notikums, bet sava veida realitāte, no kuras cieš pat Dievs. [ Šis teikums ir jaunrade, jo mēģina pārstāstīt pāris Eko teikumus ] Tāpēc sholasti visu radību aplūkoja pozitīvā aspektā un saistīja to ar transcendentālām īpašībām. Vienotība (bonitas) nav vis sporādiskas un nejauši realizētas vērtības, bet īpašības, kas koeksistē metafiziskā līmenī un piemīt īstenībai no iekšienes: viss eksistējošais tāpēc ir patiess, vienots un labs. Esošajam neatņemami piemīt skaistais. Kosmosa skaistums ir droši balstīts uz metafiziskiem pamatiem. [ Iespējams, ka arī šis izteikums ir jaunrade]

(Andris Rubenis: Viduslaiku kultūra Eiropā. - Zvaigzne ABC, 1997. 442.lpp.)

Люди Средневековья постоянно рассуждают о красоте всего сущего. Если история этой эпохи и полна темных мест и противоречий, то образ вселенной, который был создан философами и теологами, наполнен светом и оптимизмом. «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма... Так совершенны небо и земля и все воинство их , наставляла этих людей Книга Бытия. Из Книги Премудрости Соломоновой и комментариев к ней св. Августина они узнавали, что мир был создан Богом соответственно числу (numerus), весу (pondiis) и размеру (mensura): космологическим категориям, которые являются и категориями эстетическими, а не только проявлениями метафизического Блага (Вопит).

Параллельно с библейской традицией, развитой Отцами Церкви, существовала и конкурировала с нею традиция классическая, дополнявшая это соразмерное видение мира. Красота мира как отражение и образ идеальной красоты – эта концепция принадлежит Платону. Халкидий в «Комментарии к „Тимею"» (это произведение очень важное для формирования человека Средневековья) говорил о прекраснейшем мире предков, обладавшем несравненной красотой, откликаясь на финал платоновского диалога: «Ибо, восприняв в себя смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос стал видимым живым существом, объемлющим все видимое, чувственным Богом, образом Бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим, единым и однородным небом». И Цицерон в трактате «О природе богов» («De natura deorum») подтверждает: «Но ведь определенно нет ничего лучше мира, ничего превосходнее».

Весьма непростые тезисы античных философов в интеллектуальной атмосфере Средних веков передаются в результате влияния неоплатонизма и в силу присущего христианству кроткого единения с творением Божьим словами куда более возвышенными. Оба этих начала самым впечатляющим образом синтезированы в трактате «О Божественных именах» («De Divinis Nominibus») Псевдо-Дионисия Ареопагита. Вселенная предстает как неутомимо извергающийся поток прекрасного, как грандиозная демонстрация щедро проливающейся первозданной красоты, потоп, ослепляющий своим блеском: «Сверхсущностную же красоту мы называем красотой по той причине, что она сообщается всем существам в соответствии с их природой; потому что она есть причина гармонии и блеска всех вещей во вселенной и, подобно [солнечному] свету, испускает всюду сияющие потоки своих лучей, несущих красоту миру; потому что она все привлекает, отчего она и называется красотой; и потому что она все во всем соединяет».

Все, кто в Средние века принимался комментировать этот текст, попадали под обаяние этого мировоззрения, которое, хотя и достаточно расплывчато, все же придавало философскую определенность естественному и спонтанному чувству, жившему в душе человека того времени. Иоанн Скот Эриугена мыслил вселенную как откровение Божие в ее неизмеримой красоте, отраженной красотой идеальной и материальной и распространенной в красоте всего тварного, вещей подобных и неподобных, как гармонию родов и форм, череду происшествий случайных и предопределенных, сочетающихся в удивительном единстве. Каждый средневековый автор возвращается к этой теме – полифонии вселенной, в которой, даже при уравновешенности и сдержанности философского языка, звучит крик экстатической радости: «Восхищаясь красотами и величием вселенной... замечаешь, что сама вселенная подобна прекрасной песне и что разнообразные творения находятся в удивительном соответствии между собой и пребывают в очаровательнейшей гармонии».

Для того чтобы дать философское выражение этому эстетическому видению вселенной, было выработано значительное количество категорий, определяющиеся триадой: число (numerus), вес(pondus) и мера (mensura). Так произошли мера (modus), форма (forma) и порядок (ordo), или субстанция (substantia), облик (species) и сила (virtus), или то, что определяет, приводит в соответствие и различает (quodconstat,quodcongruitetquoddiscernit). Эти выражения были не скоординированы между собой и часто употреблялись, чтобы определить как красоту, так и благо вещей. Например, у Гильома Оксеррского сказано: «В ней, субстанции, равным образом присутствует и благо, и красота... Согласно Августину, облик, число и порядок, определяющие красоту вещи, составляют ее благо». На одном из этапов своего развития схоластика ощущает необходимость систематизировать эти категории и наконец определить со всей философской строгостью описанное выше восприятие, сколь распространенное, столь и расплывчатое в своем лиризме и в своей скорее метафорической, чем научной терминологии.

2. На протяжении XIII века были затрачены немалые усилия, чтобы найти научное решение этой проблемы. К этому побуждала необходимость как-то реагировать на активизацию манихейства, выражавшегося в ереси катаров и альбигойцев. Схоласты противостояли точке зрения, согласно которой мир сводится к борьбе между добром и злом с неопределенным исходом, и стремились найти доказательства позитивного характера Творения – даже в самых темных его сторонах. Инструмент, который был в конце концов предложен для необходимой переоценки вселенной, – это теория о трансцендентальных свойствах как о неотделимом условии бытия. Если установить, что единство, истина, благо не являются ценностями, которые реализуются лишь спорадически и случайно, но сопутствуют бытию как его неотъемлемые метафизические свойства, то вывод отсюда: всякая существующая вещь истинна, единственна и блага.

(Умберто Эко: ЭВОЛЮЦИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЭСТЕТИКИ. - Азбука, 2004. с. 42-43.)