es apstājos lasīt tur, kur Peļēvins ņemas analizēt latīņu izteicienu "Visi dzīvnieki pēc seksa ir skumji", liekot galvenajai varonei brīnīties par romiešiem, kas nav pamanījuši to, ka sievietes parasti ir priecīgas, bet viņš nevīžo paskatīties kaut vai internetā un uzzināt, ka tas ir grieķu ārsta galēna izteiciens, ko latīniski citē ovīdijs: "post coitum omne animal triste est, sive gallus et mulier" un kas nozīmē "visi dzīvnieki pēc dzimumakta ir skumji, izņemot gaiļus un sievietes"


lūk, kompromitējošā vieta peļevina tekstā:
"После совокупления всякое животное печально, — говорили древние римляне. Кроме лисы, добавила бы я. И кроме женщины. Теперь я это точно знала.
Я не хочу сказать, что женщина животное. Совсем наоборот — мужчина куда ближе к животным во всех проявлениях: издаваемых запахах и звуках, типе телесности и методах борьбы за личное счастье (не говоря уже о том, что именно он полагает для себя счастьем). Но древний римлянин, метафорически описавший свое настроение после акта любви, был, видимо, настолько органичным секс‑шовинистом, что просто не принимал женщину во внимание, а это требует от меня восстановить справедливость.
Вообще у этой поговорки может быть как минимум четыре объяснения:

1) римляне не считали женщину даже животным.
2) римляне считали женщину животным, но совокуплялись с ней таким способом, что женщина действительно делалась печальна (например, Светоний рассказывает, что закон запрещал казнить девственниц удавкой, и палач растлевал их перед казнью — как тут не загрустить?).
3) римляне не считали женщину животным, полагая им только мужчину. Вот за такой благородный взгляд на вещи римлянам можно было бы простить многое — кроме, конечно, этой их заморочки с девственницами и удавками.
4) римляне не имели склонности ни к женщине, ни к метафоре, зато питали ее к домашнему скоту и птице, которые не разделяли этого влечения и не умели скрыть своих чувств."

ja jau spēlēties ar pseidointelektuālismu, tad līdz galam

p.s. par čakarēšanos ar čakru sistēmu es vispār nerunāšu :))