Другое дело, что занимаемая постепенно российским обществом позиция по
отношению ко лжи — крайне необычна. Нечто похожее мне приходилось
наблюдать только в современной культуре Ирана, которая после 1979 года
развила свое традиционное, крайне своеобразное отношение к бытовому
пониманию лжи и истины до совершенства. Видимо, было что развивать, в
этом смысле Иран Хомейни выглядит весьма «народным», и там и сейчас
пропаганда отличается от пропаганды в других частях света необычностью,
которая в России покажется достаточно родной. Можно было бы рассуждать о
скрытых эллинистических корнях текущей иранской культуры, о
византийских корнях русской цивилизации, объединить это римской цитатой
про лживость греческого языка – и это было бы полезно (хотя бы потому,
что разница отношений к лжи в греческой и римской культурах – кажется,
изученная культурологами история, и в ней можно видеть, а можно не
видеть, сходство с предметами, которые обсуждаются здесь), если бы я в
этом что-то понимал. Тем не менее, даже и без этого довольно виделось
всего.
Именно в Тегеране я в первый же день по прибытию наткнулся на
ларек с иностранными газетами и журналами, среди которых красовался
(открыто!) номер The Economist с атомным грибом и молящимся муллой из
Хума на обложке: полиция и не думала его закрывать, поскольку иранских
газет с проклятиями США рядом было пруд пруди. Там же и в тот же день
дежурный аятолла по государственному каналу телевидения битый час
клеймил перевод «Гарри Поттера» на фарси, изданный мизерным тиражом:
лучше разрешить перевод и ежедневно бить, чем делать неугодную детскую
книжку запретным плодом. И именно там мне объяснили, что алкоголизм в
стране с давно объявленным «сухим законом» считается самым обычным
способом протеста интеллигенции против политического режима: для
несогласных есть целых две тегеранских улицы, где, как известно любому,
днем и ночью можно купить сколько угодно чего угодно спиртного. xx