Толстой с особенным интересом вскрывает полусознательные, подавленные мотивы своих поступков и разоблачает неискренность поверхностного, как бы официального ”я”. Разоблачение себя и других навсегда осталось одной из его главных задач как писателя. [..] Часто встречаешь утверждение, что Толстой — совершенное дитя природы, человек подсознания, стихии, родственный в этом первобытному человеку, еще не вполне отделившемуся от природы. Нет ничего более ошибочного. Напротив, это рационалист до мозга костей, один из величайших в истории. Ничто не могло укрыться от его аналитического скальпеля. Даже его последовательный прорыв все дальше в глубь подсознания — это отважное проникновение разума в неизведанные области. Его искусство — не спонтанное открытие подсознания, а победа ясного понимания над подсознательным. Толстой был предшественником Фрейда, но поразительная разница между художником и ученым в том, что художник несравненно более прозаичен и уравновешен, чем ученый. По сравнению с Толстым Фрейд — поэт и сказочник*. Хваленая толстовская фамильярность в обращении с подсознательным — это фамильярность завоевателя в завоеванной стране, фамильярность охотника с дичью.

Мирский Д. С. Толстой (до 1880 г.) // Мирский Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. — London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. — С. 403—404.