sapnī gatavojos doties kosmosā ar aparātu, kas izsaktījās pēc ķēķa pieliekamā ar visām noputējušām burciņām. nez'kāpēc no visas bandas pirmajai bija jālido man un pa ceļam jāsatiek arī dievs. pārējie atlidošot pēc 10 dienām vai gadiem. es biju tāda - ok, whatever, ka tikai prom no Zemes.

Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
«Господи!» – сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица,
Вылетело из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади.

rīts. man visi vēl ir mājās.

niknā kucīte, mamma, māsīca un es.

никто никогда до конца не раскрывается перед другим. Всегда есть что-то, что человек оставляет для себя. Но то, что он оставляет для себя, есть как раз то, чего он сам не знает. (..) И вот этo и есть самое интимное

"я обратился к кучеру, но поскольку кучер не пожелал со мной разговаривать, то я внешними обстоятельствами вынужден был наброситься на самого себя"

(А если бы захотел и начал бы с ним разговаривать, то Марсель с ним так же рассеялся бы, как в дружбе, в интеллектуальной беседе, когда мы звуком произносимых слов разгоняем то впечатление, которое было в нас и которое мы сами должны были бы расшифровать. От звука слов шарахаются вещи и от нас убегают. Это обычно бывает прямым следствием интеллектуальной беседы…)

neticami, es šodienā būšu nodzīvojusi jau vairāk kā 6 stundas.

damn girl