M13 0GW

Please Mr Nichols, come back inside the window.
I can't promise you anything but I trust there is far greater reason to live.
I know you've become disheartened and disillusioned with the current state of affairs.
Your stocks have fallen, your investments have failed you.
The man whom you took orders from has been ordered to jail by his and your subordinates.

You question 'what this world is coming to?'
What is the profit margin when you are forced to pay into the marginalized,
Wheres the glory you dreamt of as a child, dressed as a cowboy, your play gun pointed at real targets,
Your mother holding her tongue as your father consoles you with the words, "It's just boy's stuff."

Protams, nevar atstāt bez ievērības faktu, ka šovakar Talsu Jauniešu namā, plkst.19:44, pēc vairāk kā 3 gadu pārtraukuma koncertēs neatkārtojamā grupa Nerten. Radengoben ir garantēts, par to varat nešaubīties.

Diskusija turpinās. Kādu laiku es neko negribēšu dzirdēt par "Trash'u" un "Labas gaumes robežām". Pieņemsim, ka nav vispār nekādu robežu - ko tad darīt?

"...так вот, статистов каждый раз предупреждают: вот это (фигню какую-нибудь) по команде "Мотор!" есть можно, а вот это, вон то, и то тоже, и прочее - всё МАКЕТЫ. А икру ТЕМ БОЛЕЕ не пробуйте.

Потому что икру делают для киностола из смеси, если я не ошибаюсь, пшена, туши и тосола.

Но несмотря ни на какие предупреждения - и нa имеющий, вероятно, место характерный запах... и тактильные ощущения... после каждой съёмки находят под столом надкушенные парафиновые яблоки, пластмассовый шоколад и, главное, плевки "чёрной икры". Хорошие такие плевки. Большие..."

Kara muzejā plānotā izstāde Pastarās dienas karaoke pēkšņi tika atcelta. Ekspozīcija, ko veidoja Latvijas Mākslas akadēmijas (LMA) studenti un Latvijas lepnumam nominētie Pāvilostas jaunieši, bija pārāk neadekvāta, lai to eksponētu Kara muzejā, bla bla bla,
"Kara muzejs piekrita atbalstīt jaunos māksliniekus ar domu cīnīties par Pelēkās kāpas saglabāšanu. Nekādu skaidru plānu jauniešiem nebija, tika runāts par video un kāpas bilžu izstādi," par sākotnējo plānu sadarboties Neatkarīgajai pastāstīja Kara muzeja direktore Aija Fleija. Ilgu laiku nedodot par sevi nekādu ziņu, mākslinieki muzejā parādījās dienu pirms plānotās izstādes un saņēma atļauju nakti pavadīt muzejā un sagatavot ekspozīciju. "Akmentiņi, dažas bildes ar kāpu un sešas lielas fotogrāfijas ar skatu uz vīrieša dibenu," A. Fleija raksturo no rīta ieraudzīto skatu. "Mēs uzreiz sasaucām sapulci, un arī mākslinieks Valdis Celms atzina, ka dibeniem nav īstā vieta Kara muzejā. Izstādes organizatori nevēlējās atteikties no darbu eksponēšanas, tāpēc mēs atteicām šīs ieceres realizāciju," skaidroja A. Fleija. Mākslinieki neatlaidīgā un kareivīgā gājienā ap pulksten 18 izstādes materiālus pārnesa uz LMA, lai bez liekas cenzūras turpinātu cīņu par Pelēko kāpu. "Kara muzejs atbalsta domu par kāpas saglabāšanu, bet dibeniem te nav īstā vieta," piebilda A. Fleija.

Кэт,

Этой ночью Ты мне снилась совсем не такой, как обычно. Ты шла мне навстречу по грязной мостовой - походкою, полнлй отвратительной решимости, и взглядомбезпричастным и опустошенным. Не ответив на мое приветствие и, пожалуй, даже не оглянувшись, ты будто проскользила мимо. Да, да, ты не шагала, а именно скользила. И на мгновение я коснулся кончиком носа Твоих волос. Они были выглажены, расчесаны и пахли фаброй и амоньяком.
На углу сидела ветхая нищая - баянистка и наигрывала какой-то легкий, но давно забытый вальс. Мелодию, на которую Ты раньше непременно бы обернулась, кинула в ее потертую шляпу гривенник и пустилась в танец.
Я подал ей два. Один за себя, второй - в память о Тебе.
Вечером непременно сяду играть в Преферанс.

Кэт, моя маленькая Афродита,
Идет время, и город лихорадочно тлеет; Я не узнаю даже собственного отнражения в редких маслянистых лужах на родной улице, не встречаю по дороге ни дворников, ни голубей, ни кошек в подворотнях, не спотыкаюсь об утопающую в песке брущатку во двориках, не цепляюсь подолом плаща за витиеватые рога кованых створ, и сколько бы я не плутал по уличным лабиринтам, не нахожу больше ни одного перебитого фонаря, не единого слепого чердачного окошка.
Ты, дорогая Кэт, как Ариадна подавала мне некогда тонкую нить по телеграфным проводам, а на них гаммой в скрипичном ключе восседали городские воробьи, но теперь и они исчезли.
И я не усядусь верхом на каменную гаргулью и не улечу к Тебе, потому как гаргульи со всех фассадов давно уже, как сняты, и все мои паруса сорваны с флагштоков, а флагштоки переплавлены на патроны, из которых по одному в грудном кармане с собой носит каждый, кто любил когда-то свой седовласый город, отштукатуренный ныне и завернутый в пластик.
Кэт!
Я возненавидел бы Тебя, отштукатуренную и завернутую в пластик, лишенную тонких морщинок на переносице и висках; Лютой ненавистью наполняли бы меня Твои зубы под слоем отбеливателя, Твое красивое сердце за силиконовой грудью, и до самой смерти презирал бы я накладные ногти на Твоих благородных пальцах и бронзовый оттенок искуственного загара, Кэт, ибо я воспеваю то, как изящно Ты выточена из слоновой кости, за то, как легко заблудиться пальцам в твоих прядях, как улицы Твои переходят в переулки, как вальсируют мотыльки под редкими газовыми фонарями, а усталый ветер шуршит отставшим от столба уголком афиши с Изольдою Браун; Я люблю Твои теплые полуподвальные кабаки, где к аперитиву подают кисловатый Агдам, а ближе к полуночи кончаются папиросы.
И Тебя, Кэт, я воспеваю за шрамы, родинки, облупленные фассады и тусклые керосиновые лампы в окошках.

Кэт,
фактура Твоей кожи напоминает мне седой волос.
Такая ни с чем не сравнимая элегантная, хрупкая белизна.

Кэт, моя несравненная!
Всякий раз, когда смотрюсь в зеркало, вижу Тебя за своею спиной, нерасчесаную и с какою - то странной улыбкою на устах. Будучи под покровительством Венеры, я улыбаюсь от ярких вспышек света, а они улыбаются мне в ответ. Вот, Ты снова стоишь в моем отрожении.

Дорогая Кэт!
Этой ночью мне чудовищно не везло в карты. А поговорку Ты знаешь.
Пахло пчелиным воском, а полосатый колли тихо скулил, доживая свой век под круглым карточным столом.