Pasaules valdnieki's Journal
|
Wednesday, December 24th, 2003 |
|
||||||
Одну женщину обвинили в сатанизме и собирались сжечь на костре как колдунью. Но по существовавшему в то время обычаю все должны были подтвердить, что она ведьма. Огромная толпа, словно камни, бросала возгласы "ведьма", только ее сын безмолвствовал среди толпы. - Сжечь и сына, - крикнул кто-то, - он сын ведьмы, значит и он -- сатана. Опасаясь за жизнь сына, крикнула несчастная женщина в толпу: - Это не мой сын! И тогда возмущенный сын заорал вместе с безумствующей толпой: - Ведьма! Ведьма! И в тот же миг запылало пламя у ног невинной. Языки огня лизали уже тело, но не эта боль жгла сердце матери. Вспомнила несчастная, как впервые шевельнулся под сердцем ребенок, словно цветок распустил свои лепестки, вспомнила, как в муках родила она долгожданное дитя, как услышала его первый крик, возвестивший о появлении нового существа на свет божий, вспомнила, как приложила впервые к груди теплый дорогой комочек, как впервые он произнес слово "мама", как сделал первый шаг... Смотрела она в родное лицо, искаженное безумством, и жгучие слезы заливали опаленные огнем щеки. Жестокий костер погас, безжалостное пламя исчезло, оставив на площади серый пепел, который разносил во все стороны равнодушный ветер. Толпа, получив наслаждение, разошлась, а сын безвинной женщины так и стоял на площади. Не было у него никого, и некуда ему было идти. С площади его вскоре прогнали, и он побрел в поисках другой жизни. И где бы он ни был, куда бы ни прибивался, отовсюду был гоним, обруган, оскорблен и нередко избит. И чем больше ему доставалось, тем чаще он вспоминал мать: ее теплые мягкие руки, ее милый сердцу голос, ее родной образ, ее нежность и любовь. - Мир жесток, - твердил несчастный. - Он отнял у меня то, что было всего дороже. - Нет, это не мир отнял у тебя самое дорогое, - услышал он голос внутри себя. - Это ты отрекся от него, чтобы сохранить себе жизнь. И стал жить сын с вечным укором совести, как с клеймом. Прошло время, женщину оправдали, вернули честь доброму имени, а сын ее так и остался вечно прокаженным, отовсюду гонимым. И спокойной жизни у него не было, и спокойной смерти не получил. |
||||||
|
|
||||||
Если человек достаточно хитёр, чтобы запомнить тридцать три тысячи правил, он и достаточно сообразителен, чтобы всегда найти способ их обойти. Если он не хочет делать определённую вещь, он найдёт способ. Я слышал историю об одном христианском святом. Кто-то ударил его по лицу, потому что в этот день на утренней лекции он сказал: "Иисус говорит, что если кто-то ударит тебя по одной щеке, подставь другую". И этот человек захотел это проверить и ударил его изо всех сил по щеке. Этот святой был действительно истинным верным своему слову: он подставил ему другую щёку. Но этот человек был тоже непрост: он ударил и по второй щеке, ещё сильнее. Тогда его ждала неожиданность: этот святой набросился на него и стал бить его так сильно, что этот человек сказал: — Что ты делаешь? Ты же святой, и утром ты сказал, что если кто-то ударит тебя по одной щеке, подставь другую. Он сказал: — Да, но у меня нет третьей щеки. И Иисус на этом останавливается. Теперь я свободен. Теперь я буду делать, что мне хочется. Иисус не даёт об этом больше никакой информации. |
||||||
|
Pasaules valdnieki's Journal
|